МАТЕРИАЛЫ И ИССЛЕДОВАНИЯ ПО АРХЕОЛОГИИ СССР, № 77

В. В. Косточкин

Деревянный “город” Колы

(Из истории русского оборонного зодчества конца ХVI — начала XVIII вв.)

I. ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

“Кола — городишко убогий,— неказисто прилеплен на голых камнях между рек Туломы и Колы. Жители, душ пятьсот, держатся в нем ловлей рыбы и торговлишкой с лопарями, беззащитным народцем. Торговля, как ты знаешь, основана на священном принципе: “Не обманешь — не продашь”. Пьют здесь так, что даже мне страшно стало, бросаю пить. Хотя норвежский ром, это — вещь. Все же прочее вместе с жителями — чепуха и никому не нужно”. Так в 1930 г. Алексей Максимович Горький в рассказе “На краю земли”, словами вымышленного приятеля — доктора А. Н. Алексина, охарактеризовал маленький городок Колу, расположенный за северным полярным кругом в 12 км к югу от Мурманска¹ (рис. 1 и 2).

Теперь Кола — районный центр. У нее своя история. Связанная через Кольскую губу и Кольский залив с Баренцевым морем и Северным Ледовитым океаном, она является одним из древнейших поселений Кольского полуострова. В конце XVI в.— начале XVIII в. это поселение было настоящим пограничным форпостом Русского государства, имевшим свои деревянные военно-оборонительные сооружения.

Рис. 1. Географическое положение Колы

К сожалению, наши представления о деревянных крепостях древней Руси очень ограничены, ибо ни один из памятников русского деревянного оборонного зодчества не сохранился до наших дней полностью. Только незначительные, сильно искаженные временем остатки деревянных острогов в Якутске, Илимске, Братске и Вельске да надвратная башня Николо-Карельского монастыря, перевезенная из Архангельской области в музей подмосковного села Коломенского, совместно с письменными источниками, а также немногочисленными, зачастую очень условными, а подчас и совсем неверными изображениями у А. Олеария, А. Мейерберга и других иностранных путешественников, посетивших “Московию” в XVII в.,— служат основой для изучения древнерусской деревянной крепостной архитектуры². Достаточно указать хотя бы на то, что при характеристике конструктивного устройства русских деревянных крепостей XVII в. исследователи почти всегда ссылаются на единственный древний разрез стены и башни крепости города Торжка, имеющийся в альбоме Э. Пальмквиста³.

Однако все эти источники, равно как и сохранившиеся фрагменты, не дают возможности полностью охарактеризовать древнерусский деревянный “город”; они не позволяют представить его плановую структуру, конструкцию его стен и башен и вскрыть их особенности. Поэтому даже такие сооружения, как Якутский острог или кремль Свияжска, которым исследователи уделили наибольшее внимание, иллюстрируются в литературе лишь схемами планов, а их облик реконструируется только описательно, без подкрепления конкретными графическими материалами⁴.

Между тем установление плановой структуры деревянных крепостей, выяснение конструктивного устройства их стен и башен и воссоздание их архитектурного облика весьма существенно для истории русской культуры; немаловажное значение это имеет, в частности, при решении вопросов, связанных с историей древнерусского военно-инженерного искусства, а также с историей древнерусского градостроительства и архитектуры. Ведь в древней Руси не было города без оборонительных сооружений. Населенный пункт только тогда начинал называться городом, когда он приобретал оборонительную ограду: “все то, что окружено стеною, укреплено тыном или огорожено другим способом, они называют город”,— записал в начале XVI в. С. Герберштейн русское определение термина “город”, существовавшее на Руси испокон веков⁵. Большинство же древнерусских городов имело деревянные укрепления; стены и башни играли существенную роль в их формировании.

В связи с этим большой интерес для науки представляет не существующий теперь и совершенно несправедливо забытый деревянный “город” Колы. В настоящее время удается восстановить его планировку, конструктивное устройство и архитектурный облик. Одновременно представляется возможность решить некоторые вопросы, связанные с историей русского оборонного зодчества, а также получить дополнительный материал и для реконструкции древнерусских деревянных оборонительных сооружений, остатки которых вскрываются при археологических раскопках, и для реставрации последних представителей деревянной крепостной архитектуры Руси — острожных башен Якутска, Илимска, Братска, Вельска и перевезенной в Коломенское, но до сих пор не собранной башни Сумского острога.

II. УКРЕПЛЕНИЯ КОЛЫ И ИХ ИСТОРИЯ

Первое известие о Коле⁶ относится к XIII в.; в грамоте 1263 г. направленной новгородцами великому князю Ярославу Ярославичу тверскому, упоминается новгородская волость “Коло”⁷, которая через Кандалакшу соединяла Мурманской берег Кольского полуострова с центральными областями Руси. Сама же Кола была основана несколько раньше; в норвежских источниках она упоминается уже в 1210 г.⁸, а в литературе говорится о ее возникновении якобы в Х в.⁹

К сожалению, время построения в Коле первых военно-оборонительных сооружений точно не известно. Одни авторы сообщают, что “крепкий острог” существовал в ней уже в 1500 г.¹⁰, а другие говорят об ее укреплении или названии острогом в 1550 г.¹¹. Между тем народное предание о “Валитовом городище”, которое было обложено “каменьем в 12 стен” и существовало в Коле еще в середине XVI в.¹², позволяет считать, что первые укрепления она получила значительно раньше 1500 г. Правда, это предание, записанное со слов лапландских старожилов в 1592 г. московскими послами, ехавшими в Данию через Колу, является, скорее всего, вымыслом¹³. Однако Валит, поставленный Новгородом во главе Карелии, упомянут в летописи: в 1337 г., когда шведы, нарушив Ореховский мир (1323 г.), снова подступили к городу Кореле, был “в городе тогда воевода Валит корелянин”¹⁴.

Рис. 2. Общий вид Колы с северо-востока. (Снимок конца XIX в.).

Более определенное представление об укреплениях Колы можно составить с XVI в. В это время Московское государство, готовясь к борьбе за выход к Балтийскому морю, обращает серьезное внимание на север: северный путь давал ему возможность расширить торговые связи с европейскими странами. В связи с этим побережья Ледовитого океана и Белого моря, а также область “Коло”, прочно вошедшая вместе с новгородскими землями в состав Русского государства, переживают период экономического подъема. Здесь быстро развиваются морские промыслы, расширяется рыболовство, увеличивается торговля, появляются новые поселения.

Большое внимание уделяется в это время и Коле. Удобно расположенная у незамерзающего Студеного (Баренцева) моря, кото[203]рое в XVII в. иностранцы (в частности французы) называли Московским (“Мег de Moscovie”)¹⁵, и с давних пор служившая русским поморам отправным пунктом при плавании на Грумант (Шпицберген) и Новую землю, она быстро становится важным торговым пунктом Мурманского побережья¹⁶. Особенно значение Колы возрастает в середине XVI в. Связанная с Новгородом и Москвой¹⁷, она начинает в это время играть крупную роль в транзитной торговле Русского государства и быстро превращается в морскую гавань страны. Через нее вывозят свои товары в Дортрехт, Антверпен и Париж сольвычегодские купцы Строгановы, в нее поступает продукция внутренних областей Московского государства¹⁸ и прибывают корабли различных иностранных держав — преимущественно голландские, норвежские, датские¹⁹.

Одновременно увеличиваются и размеры Колы. Состоявшая сперва всего лишь из 4 дворов²⁰, она во второй половине XVI в. получает много новых жилых построек; в 1532 г. здесь появляется церковь²¹, в 1565 г.— монастырь, а в 1582 г.— гостиный двор²².

В конце XVI в. Кола приобретает и деревянные военно-оборонительные сооружения.

Рис. 3. Изображение Кольского острога на гравюре в книге Геррита де Вера. 1598 г.

Голландский купец Симон ван Салинген²³, неоднократно посещавший русский Север в 1566 —1588 гг. и хорошо знавший его, указывал, что первый острог в Мальмусе (Коле) был построен в 1583 г. Максакой Федоровичем²⁴. Эта дата подтверждается грамотой Ивана Грозного от 17 декабря 1583 г. Выданная самому строителю — приказному человеку Кольской волости Максаке Федоровичу Судимантову — она говорит о проведении острожных работ в Коле в 1583 г. и свидетельствует, что к Кольскому “острожному делу” были привлечены стрельцы и посошные люди, набранные М. Ф. Судимантовым из вотчин Соловецкого монастыря — поморских угодий в Керети, Порьегубе, Умбе, Кандалакше и Коле,— без согласия на то монастырских “богомольцев”²⁵.

Из содержания грамоты можно понять, что она написана в то время когда постройка Кольского острога либо близилась к концу, либо была еще в самом разгаре. Поэтому начало работ по его возведению должно быть отнесено к началу 1583 г. Правда, некоторые авторы постройку острога в Коле относят к 1582 г.²⁶, считая, по-видимому, этот год временем его закладки. Между тем эта дата не может быть принята за начало строительства, так как М. Ф. Судимантов стал Кольским воеводой лишь в 1583 г., сменив другого воеводу (Аверкия Палина), присланного в Колу московским правительством в 1582 г²⁷.

М. Ф. Судимантов стал Кольским воеводой в год постройки острога и пробыл в Коле всего лишь 2 года (в январе 1585 г. в ней воеводой был уже Андреян Григорьевич Ярцев)²⁸. Видимо, для укрепления Колы он был специально направлен московским правительством: “Государь наш,— писал Судимантов,— в свою отчину в Колу волость прислал меня, воеводу своего, для своего дела”²⁹.

Укрепление Колы было делом важным и ответственным. Как известно, через Колу в 1576 г. выехал из Москвы немецкий шпион Генрих Штаден, представивший германскому императору Рудольфу II “план обращения Московии в имперскую провинцию”. Этот план, составленный Штаденом в 1577— 1578 гг. на основе изучения наиболее слабых мест обороны Русского государства, выдвигал проект вторжения в русские пределы через северные приморские границы. В нем было обращено внимание и на Колу — ее местоположение и возможность укрепления. “Кола сама по себе защищена, ибо она лежит между двумя реками”; ее “можно взять и укрепить с отрядом в 800 человек”³⁰. Вполне возможно поэтому, что постройка острога в Коле в 1583 г. была одним из контрмероприятий, вызванных штаденовским планом, каким-то образом ставшим известным московскому правительству³¹.

В результате создания Кольского острога небольшое заполярное поселение, служившее сезонным пристанищем для поморов, пре[205]вратилось в хорошо укрепленный пункт. Не имевшее еще предместий, это поселение стало вскоре именоваться уже “большим” и быстро превратилось в административный центр края³².

Какова же была конструкция Кольского острога? М. В. Судимантов, отвечая 5 июля 1584 г. капитану Томасу Норману де Лановету³³, выразившему “удивление, по поводу постройки крепости в Коле”, объяснил ему, что “частокол поставлен вокруг Колы для защиты от морских разбойников”³⁴. Следовательно, укрепления Колы 1583 г. представляли “стоячий острог”, т. е. ограду из вертикальных, вплотную поставленных и заостренных вверху бревен³⁵. Эта ограда была достаточно прочной; в августе 1591 г. шведские военные корабли вошли в Тулому и напали на Колу, но не смотря на то, что их моряки “приступили к острогу с приметой” и даже “зажгли две башни, Егорьевскую башню да Покровскую”, они не смогли овладеть Кольской крепостью и вынуждены были убраться во свояси³⁶.

Более наглядное представление об укреплениях Колы,— правда, уже после того, как она выдержала первое вражеское нападение,—-дает гравированная карта острова Кильдина и части Кольского полуострова, иллюстрирующая книгу Геррита де Вера, изданную в Амстердаме в 1598 г.³⁷ На ней Кольский острог изображен в виде прямоугольника с 4 квадратными башнями на углах и густой застройкой внутри (рис. 3). Вертикальные линии стен указывают, что он, действительно, состоял из бревен-кольев.

Очень существенно, что расположенный на острове против городского острога монастырь изображен на гравюре также в виде четырехугольной крепости-острога. Монастырские укрепления играли, несомненно, немаловажную роль, исключая возможность высадки противника на острове и ликвидируя опасный плацдарм.

Через 10 лет после выхода в свет книги Геррита де Вера кольские оборонительные сооружения были уже иными. Писцовая книга 1608—1611 гг. письма и дозора московского писца Алая Ивановича Михалкова указывает, что 3 стены крепости в Коле были острожными, а одна городовой³⁸, т. е. имела уже иную конструкцию. Эта стена была, по-видимому, рублена городнями. Опись А. И. Михалкова говорит даже об отводных городнях: “...на городовой стене в отводной огородне...” или “в отводной огородне в подошвенном бою...”. Городовая стена была выстроена, скорее всего, после 1590 г., когда царь Федор Иванович, в ответ на челобитную Кольских поморов о защите их от разбойничьих набегов шведов, дал им, за успешное отражение вражеского нападения, льготную грамоту, освобождавшую их от податей и разного рода повинностей сроком на 3 года³⁹.

Расположение Кольского острога на мысу между устьями рек Колы и Туломы было на редкость выгодным. Это подчеркивает Книга Большому Чертежу: “...а в проливу пала река Кола да река Тулома вместе устьями. А промеж тех рек на устье город Кола от моря 60 верст”⁴⁰.

Книга Алая Михалкова сообщает довольно подробные данные об остроге Колы. Его четырёхугольник имел размеры 70 X 50 сажен. Главной — лобовой — стеной острога была, несомненно, стена городовая, рубленая городнями; с нее начал описание А, И. Михалков. Обращенная, по-видимому, к Кольской губе, эта стена являлась важным звеном в системе его обороны. Остальные стены были острожными — частокольными. Одна из них, находившаяся непосредственно на берегу Колы, ежегодно подмывалась водой в половодье.

По углам острога стояли башни. Две из них — Егорьевская, около которой “на городовой стене” существовала упомянутая выше “отводная огородня”, и Никольская — были проезжими, а две другие — глухими⁴¹. Глухой была и “середняя” башня, стоявшая в центре одной из стен.

Кроме 5 основных башен, острог Колы имел еще 2 маленькие башенки на береговой стене: одну — “отводную”, а другую — “на тайнике” у Водяных ворот.

У угловых и “средней” башен острога было по 3 яруса боя — верхний, средний и нижний (подошвенный). Подошвенными бойницами была снабжена также и “отводная огородня” у Егорьевской башни. Окна нижнего и верхнего боя имела и городовая стена. В острожных стенах боевых отверстий, видимо, не было; упоминания о них нет в описи А. И. Михалкова.

Все основные башни Кольского острога были вооружены пищалями. Пять пищалей стояло также на городовой стене, а одна — в отводной башенке подмываемой стены. Общее количество пищалей доходило до 17. К некоторым из них были приписаны пушкари. В казне острога хранилось большое количество пороха, свинца и разного рода ядер⁴².

Так выглядели острожные укрепления Колы в самом начале XVII в. Описанные А. И. Михалковым в 1608—1611 гг., они являлись в основном острогом 1583 г., который за четверть века существования был, видимо, частично реконструирован и усилен новой приступной стеной.

В начале XVII в. внутри Кольского острога, помимо “анбаров” и “чюланов”, возвы[207]шались 2 деревянные церкви — теплая клетская Николая Чудотворца с трапезною и “студеная” шатровая Георгия с колокольницей “мирского строения”, У Никольских ворот стояла сторожевая изба, а у Егорьевских, наряду со сторожевой избой, — и тюрьма в виде заостренной тыновой ограды⁴³.

За пределами острога существовало 2 посада — Верхний и Нижний. Оба они были застроены дворами посадских и тяглых людей. Посадские и тяглые дворы стояли также за рекой Колой, т. е. на правом ее берегу. “И всего в Коле в остроге и на обеих посадах и за рекою за Колою посацких и стрелецких тяглых и с монастырским” было в это время 94 двора, “а людей в них посацких” 150 человек⁴⁴, “да 13 человек стрельцов, да бобылей и с теми, что в стрелецкой слободе, 43 человека. Да 6 мест дворов старых и новых”⁴⁵. Естественно, что среди столь редкой посадской застройки деревянная крепость, занимавшая площадь в 3500 кв. сажен, с ее двумя храмами, выделялась как основное сооружение Колы.

В дальнейшем, почти на протяжении всего XVII столетия, мы не имеем сведений о Кольском остроге. П. М. де Ламартирьер⁴⁶, посетивший Колу в феврале 1653 г. и оставивший в своих записках краткое ее описание, не только ничего не говорит о ее оборонительных сооружениях, но и не отмечает даже их наличия. Он сообщает лишь о том, что Кола — это “небольшой городок, скорее пригород, очень захолустный, построенный между горами на берегу небольшой речки”. В нем только “одна улица”, все дома на которой деревянные и “очень низенькие”. Крыши этих домов “очень чисто сделаны из рыбьих костей” и имеют “наверху спереди... отверстие”, через которое внутрь “проникает свет”⁴⁷.

Нет упоминания о Кольских укреплениях и в более поздних источниках XVII в⁴⁸, Однако это не значит, что во второй и третьей четвертях XVII в. укреплений в Коле не существовало. Указание на то, что в промежуток времени между 1611 и 1619 гг. кольский деревянный “город” сгорел⁴⁹, ничем не подтверждено и весьма сомнительно. Наличие в это время в Коле гарнизона, состоявшего из 300 стрельцов, присланных перед войной 1623 г. и оставленных в ней после ее окончания⁵⁰, показывает, что в первой половине XVII в. Кола оставалась пограничной крепостью Русского государства. Определение в нее в 1664 г. ста стрельцов и назначение воеводы⁵¹, а также данные о сменах воевод и стрелецких сотников в 1666—1669 гг.⁵² показывают, что в связи с русско-шведской войной, закончившейся заключением мира в 1695 г.⁵³, Коле придавалось большое значение. Недаром в конце XVII в.— начале XVIII в. она числилась в числе 188 старинных русских городов, имевших каменные, деревянные или земляные военно-оборонительные сооружения⁵⁴.

Некоторое представление об укреплениях Колы того времени дают источники конца XVII в.— начала XVIII в. Книга, составленная в 1699 г. при приеме Кольского острога воеводой Григорием Никитичем Козловым, свидетельствует, что “город Колской острог” был деревянным с рублеными башнями, между которыми “в стенах” стоял “острог стоячей”⁵⁵. Священник Кольской Воскресенской церкви указывал в 1701 г., что “в Коле острог древяной стоячей”, что “у того острога пять башен и в трех башнях проезжие ворота” и что внутри этого острога, кроме соборной церкви, воеводского двора и хлебных амбаров, “иного жилья нет”⁵⁶. Капитан Григорий Животовский, приехавший “ис [208] Колского острогу на Двину” 23 февраля 1701 г., в описных книгах, присланных впоследствии в Москву, написал: “Город Колской острог деревянной стоячей, а на нем 5 башен рубленые, меж башнями в стенах торасы рубленые ж, а позаде торасов острог стоячей в две стены кругом города мерою опричь башен 97 сажен с полусаженью ветхи, да 4 тораса, да 2 тайника”⁵⁷.

Таким образом, упоминание о рубленых тарасах и стоячем остроге показывают, что в конце XVII в. Кольская деревянная крепость, так же как и в начале столетия, имела стены разной конструкции. Однако если раньше тыновые стены сочетались со стеной из городней, то теперь — со стеной из тарас. Это связано, вероятно, с перестройкой укреплений, которая могла произойти в XVII в.— позже составления описи А. И. Михалковым.

Росписи острожного наряда 1681 —1699 гг. позволяют охарактеризовать и башни Кольского острога конца XVII в. Две из них — Угловая, стоявшая “за воеводским двором”, и Ерзовская⁵⁸ — были трехъярусными. Трехъярусными были также и две другие башни — Никольская и Георгиевская (Егорьевская). Правда, в росписях говорится только о их нижних и верхних боях, но здесь речь идет о средних и верхних ярусах этих башен, тогда как в нижних располагались проезды. Упоминание Кольского священника о третьей воротной башне является, видимо, ошибкой. Водяная же башня была двухъярусной⁵⁹.

Все 5 Кольских башен были оснащены простыми и дробовыми пушками больших и малых размеров. Пушки стояли на колесных станках, лисицах и колодах у бойниц башен. Наибольшее количество огнестрельных орудий на Никольской и Георгиевской башнях показывает, что они были основными в системе обороны Кольского деревянного “города”.

В течение последних 19 лет XVII в. общее количество пушек на Кольских башнях и их поярусное расположение были неизменными — 39 стволов. Постоянным было число орудий и в зеленном погребе, который находился внутри “города”. В нем в то время хранилось 9 затинных и 6 малых пушек. Только на исходе столетия положение изменилось: роспись 1699 г. свидетельствует об отсутствии одной пушки на среднем ярусе Ерзовской башни⁶⁰.

Артиллерийская прислуга Кольского острога в последние годы XVII в. состояла из 8 пушкарей. Именной список Кольских стрельцов свидетельствует о наличии в Коле в это время 500 служилых людей, объединенных в сотни⁶¹. Положение не изменилось и в начале следующего столетия; в 1701 г. в Кольском остроге было 2 подьячих, 5 капитанов, 500 стрельцов, 8 пушкарей и 29 посадских людей⁶².

Однако техническое состояние Кольской крепости, несмотря на её хорошее артиллерийское вооружение, было тогда плохим. Еще в 1699 г. при приеме Кольских укреплений Григорием Никитичем Козловым было отмечено, что между башнями “стоячего острога с одну сторону от реки вывалилось 14 сажен”⁶³. В 1701 г. священник Воскресенской церкви также заметил, что Кольский деревянный стоячий острог “обветшалой”⁶⁴.

Впрочем, в начале Северной войны (1700—1721 гг.) состояние Кольской деревянной крепости резко изменилось. В этой войне Кола, хотя и находившаяся довольно далеко от театра военных действий⁶⁵, должна была сыграть большую роль; она становилась центром обороны Кольского полуострова и северной части Карелии. Поэтому, для того, чтобы “не допустить воинских воровских кораблей” в Колу с моря, было решено “на корабельном ходу, от Кольского острогу за 5 верст, среди Кольской губы, против Аврамовой пахты⁶⁶ на Корге” по[209]строить крепость или шанец⁶⁷, посадить против этого шанца “на горе и в иных крепких местах где пристойно” вооруженных служилых людей⁶⁸ и создать дополнительную крепость в самой Коле⁶⁹. Последняя должна была вести пушечную стрельбу “в отпорность” по “водной стремнине”, где имелось “прохождение судам” ⁷⁰.

Не был забыт тогда и старый Кольский острог. В 1700 г. Кольскому воеводе Г. Н. Козлову было направлено распоряжение Петра I “город в которых местех попорчен... починить, а где починить не мощно и в тех местех сделать вновь градскими и уездными людми в тот час”⁷¹.

В результате этого в Коле развернулись большие военно-инженерные работы. О ходе этих работ рассказывают источники начала XVIII в.⁷² В 1700 г. Кольские стрельцы на берегу р. Колы под стеной острога выстроили бревенчатый обруб с перерубами, подходивший к воротам Егорьевской башни и имевший в длину 10 сажен, а в ширину 2 сажени, укрепили этот обруб камнями и хрящем и перенесли на него 3 казенные житницы, поставив их взамен городовой стены “в полое место”⁷³. В 1701 г., опасаясь появления шведов в районе Колы, те же стрельцы восстановили старый, обвалившийся тайник у западной (Ерзовской) башни; выкопали колодец у воеводского двора на случай осады; разобрали старую городовую стену с летней стороны; у Георгиевской (Егорьевской) башни, со стороны р. Колы, на протяжении 3 сажен построили крепостную стену с воротами, мостом и “тарасом”; засыпали ее хрящем; сделали вновь мосты и перила на старых стенах; устроили на эти стены лестничные всходы и завалили даже старый пивной погреб, находившийся близ крепости. Одновременно они привели в порядок и городовую артиллерию — сделали к пушечным станкам оси и колеса и отковали для этих колес оковки⁷⁴.

[210]На этом работы остановились; хотя они и не были завершены полностью, однако, несмотря на это, старое “острожное строение” XVII в. было в какой-то степени “исправлено починкою”⁷⁵ и более или менее приведено в оборонительное состояние. Однако 23 сентября 1701 г., т. е, через 3 месяца посте безуспешного нападения шведской военной эскадры на новопостроенную Новодвинскую крепость⁷⁶, Г. Н. Козлов получил приказ Петра I возобновить восстановительное строительство. В приказе, между прочим, было сказано и о цели работ: “Чтоб в военный случай в том городе в осаде сидеть было надежно”⁷⁷. Одновременно из Новгородского приказа Г. Н. Козлову указали на необходимость построить “тот город вскоре, до приходу неприятельских людей”, к 18 декабря, и что лес “на то городовое строение и на башни и на обруб” надлежит готовить Кольским бурмистрам⁷⁸.

На основе этого Г. Н. Козлов снова развернул строительные работы и в 1702 г. “с летнюю сторону городовую стену” (т. е. ту, которую разобрали в 1701 г.) построил вновь”⁷⁹. Одновременно посадские люди и уездные крестьяне срубили новую Егорьевскую башню⁸⁰, а стрельцы построили шестистенную Ерзовскую башню⁸¹ с чердаками и мостами; покрыли эту башню в два теса, укрепив его на гвоздях; засыпали пространство в ее стенах хрящем; во рву около этой башни из 200 бревен поставили стоячий обруб длиной 25 сажен; между Водяной и Георгиевской (Егорьевской) башнями со стороны р. Колы в 1,5 саженях от крепостной

стены сделали другой обруб с перерубами длиной 30 сажен и шириной 1,5 сажени⁸², не доведя его до Георгиевской башни “за полдевять сажени”⁸³; укрепили этот обруб камнями и хрящем и построили внутри крепости у Георгиевских ворот новую сторожню⁸⁴.

В результате работ 1702 г. деревянная Кольская крепость XVII в. изменила свой архитектурный облик. Впрочем, было сделано не так уж много; в Коле “городового дела постройки только две башни, да промеж старых башен городовой стены одно прясло самое меншое”,— подвел итог строительству в мае 1703 г. Дмитрий Иванович Унковский, сменивший Г. Н. Козлова в декабре 1702 г.⁸⁵

Но в 1702 г. строительные работы не закончились; после некоторой задержки из-за отсутствия леса⁸⁶ они были вскоре продолжены. С 21 июля по 16 ноября 1703 г., как сообщал Петру I Д. И. Унковский, “строен город Кольский острог к прежнему новому строению”⁸⁷. Однако это не было завершение строительства; за указанные 4 месяца посадские люди и уездные крестьяне возвели только стену от Егорьевской до Водяной башни, разобрав предварительно стоявшую между ними городовую стену старого острога⁸⁸. Остальные же части крепости оставались еще в прежнем виде: “А осталось... еще непостроеного того Кольского острога городовой стены три башни, да меж тех башен три прясла, да ров, да два тайника вылазы к воде к реке Коле, башня с тайником, с колодцем”⁸⁹.

Дальше работы продвинулись в сентябре — ноябре 1704 г., когда была построена новая стена от Ерзовской башни до Чепучинной мерой в 60 сажен⁹⁰. Впрочем, эта стена не была закончена тогда полностью; во всяком случае, в декабре 1704 г. новый Кольский воевода Михаил Григорьевич Срезнев сообщил в Москву, что до его приезда в [211] Колу несколько человек начали рубить четвертую стену с “западную сторону мерою 50 сажен треаршинных” и что “ныне у них лесных припасов” имеется на это “самое малое число бревен”. Одновременно он указал и на все недоделки: “Не достроено меж башен... стены с восточную сторону 20 сажен треаршинных, да три башни, да обруб от Колы реки меж башен же”. Понимая опасность такого положения, М. Г. Срезнев ставил Петра I в известность, что “такими малыми лесными припасы и работными людьми то городовое строение и во многие времена отделать невозможно”⁹¹.

Одновременно с этим М. Г. Срезнев принял меры и к завершению работ; он потребовал, чтобы Кольские бурмистры, посадские люди и Кольские стрельцы выделили на строительство “города” по 30 плотников, чтобы работы велись ими совместно, чтобы перед “летнею привескою” они (во избежание прекращения работ из-за отсутствия материалов) заготовили для стройки “лесных припасов многое число нынешним зимним путем” и, наконец, чтобы “то городовое строение” было “кончено к вешним дням в предбудущий 1705 год в отделке”⁹². Но, несмотря на это, плотники не были присланы, а лес не был заготовлен⁹³.

В дальнейшем мы не имеем сведений о возобновлении строительства. В литературе вообще указывается, что деревянная Кольская крепость была “вновь” построена “на месте и по образцу старого укрепления” в 1704 г⁹⁴. Однако это указание, хотя и базирующееся на данных Атласа Архангельской губернии 1797 г.⁹⁵, является все же ошибочным. Известно, что с 1703 г. по 1706 г. лопари Нотозерского и Соньелского погостов Кольского уезда платили “пятиалтынные... гривенные и подымные денги” в приказную и земскую избы Кольского острога “в корабелное и в городовое дело”⁹⁶, а это убедительно говорит о проведении работ и после 1704 г. Когда они возобновились, как проходили и когда закончились,— сказать трудно. Во всяком случае, можно считать, что несколько лет спустя старый Кольский острог XVII в. в результате работ начала XVIII в. был полностью или почти полностью заменен новым деревянным “городом”.

Во второй половине первой четверти XVIII в. этот “город” был наверняка в хорошем состоянии; недаром в марте 1731 г. его, наравне с некоторыми другими русскими крепостями, было велено снова “починкою исправить”⁹⁷, а в ноябре 1736 г. прапорщик Степан Хвостов, сообщая о своей работе в Коле, указал и на то, что Кольская деревянная крепость “ветхости... никакой не имеет”⁹⁸. Однако такое состояние было недолгим; в середине XVIII в. Кольский “город” уже не удовлетворял военным требованиям; “А в Кольском остроге,— писал в сентябре 1745 г. артиллерии поручик Данила Чюровской,— как не безызвестно, есть крепость деревянная и самая малая и ветхая, полы и переводины безнадежны и от идущего человека трясутся, а в иных башнях и обломались”. Из этой крепости не только невозможно палить из пушек, которые “из-за обширности колес толстоту стен дулами не проходят”, но и находиться в ней нельзя, так как “везде от птиц и ветра нанесено сена, моху и всякого хворосту, в чем состоит самая от пожарного времени опасность”⁹⁹. Впрочем, в данном сообщении плохое техническое состояние Кольского “города” несколько преувеличено, так как в марте 1747 г. тот же Д. Чюровской, указывая, что стоящая внутри его “колокольня весьма ветхая наклонилась”, предложил колокола с этой колокольни “утвердить на которой либо башне”¹⁰⁰. Следовательно, несмотря на то, что в некоторых башнях “полы и переводины обломались”, они были все же крепкими и на [212] них можно было повесить массивные колокола.

Более существенным являлось несоответствие Кольской крепости применявшейся тогда артиллерии. В связи с этим в конце XVIII в. крепость была разоружена¹⁰¹, a Кола исключена из числа укрепленных пунктов Русского государства¹⁰². Однако ее деревянные стены и башни продолжали существовать в Коле на всем протяжении первой половины XIX в. Может быть, крепость сохранилась бы и до наших дней, если бы англичане не сожгли ее вместе с подавляющим большинством городских построек во время бомбардировки Колы со своих кораблей в 1854 г.¹⁰³

III. ЧЕРТЕЖИ КОЛЫ И ЕЕ УКРЕПЛЕНИЙ

До настоящего времени единственным изображением кольских деревянных укреплений являлась литография И. Селезнева “Фасад древнего деревянного замка в г. Коле”¹⁰⁴ (рис. 4). Сделанная в то время, когда крепость в Коле еще существовала, эта литография безоговорочно использовалась историками архитектуры¹⁰⁵. Между тем весьма крупный размер бревен изображенной на ней стены, вогнутая форма дощатой кровли одной из башен и очень близкое расположение рядов бойниц на ее гранях, не позволяющее представить за ними необходимую высоту внутренних ярусов, — все это заставляет сомневаться в правдивости селезневского изображения и отказаться от его использования для характеристики Кольской крепости.

Немного дают и скупые упоминания о Кольской крепости в литературе первой половины XIX в, т. е. того времени, когда она была еще цела, хотя и утратила свое военное значение¹⁰⁶. Из этих упоминаний мы узнаем, что старая крепость Колы имела четырехуголный план. Стены ее были сложены “в три бревна с промежутками”. Каждая из них достигала 60 сажен длины. Высота стен колебалась от 1,5 до 2,5 сажени, а ширина — от 8 до 12 футов (1,1—1,7 сажени). На углах крепости возвышалось 4 шестиугольных башни. Пятая башня стояла “по средине фасада, обращенного к заливу”. Высота башен достигала 4—5 сажен. С внешней стороны крепости проходил ров¹⁰⁷.

Естественно, что эти упоминания дают об укреплениях Колы самое поверхностное представление. Драгоценными источниками для их полной характеристики являются чертежи, хранящиеся в ЦГВИА и его Ленинградском филиале. Судя по характеру исполнения, бумаге и водяным знакам, эти чертежи сделаны в XVIII в.

Самый ранний из них — “Чертеж Колского острога”¹⁰⁸ (рис. 5). Снабженный масштабом и схематично 'выполненный еще в приемах графики конца XVII в., этот чертеж датирован 26 марта 1719 г. и является копией с более древнего немецкого чертежа. На нем Кола, объявленная в 1708 г, городом¹⁰⁹, еще названа Кольским острогом. Она состоит из 2 частей¹¹⁰, отделенных друг от друга деревянным “городом”. Стержнем этих частей является “улица на посаде”. Она про[213]ходит с севера на юг и упирается в небольшую “крепость”, расположенную на стрелке Кольского мыса (на чертеже эта крепость обозначена буквой Я). Это, очевидно, укрепление, построенное в Коле в 1702 г.

Рис. 4. «Фасад древнего деревянного замка в г. Коле». (Литография И. Селезнева. XIX в.)

Деревянный “город”, стоявший на левом берегу Колы, на чертеже 1719 г. изображен четырёхугольным с 5 башнями и водяным рвом вокруг (рис. 6). Судя по подходам к нему улиц и мостам через ров, береговые наугольные Георгиевская и Никольская башни были проезжими, а Чепучинная, Ерзовская и Водяная — глухими. Внутри “города” стоят церковь и несколько других построек. На острове против “города” расположен монастырь, окруженный четырёхугольной оградой.

Полнее характеризуют Кольскую крепость два других чертежа — “План городу Коле с показанием во оном форштата и вокруг онаго какия реки и горы”¹¹¹ (рис. 7) и “План Кольскому острогу с показанием во оном строение тож и вокруг онаго обывательского строения и какия реки и горы”¹¹² (рис. 8). К сожалению, эти чертежи не имеют даты, но, судя по технике исполнения, они сделаны позже 1719 г. “План городу Коле” менее точен, чем “План Кольскому острогу”; по-видимому, первый является глазомерной съемкой, а второй — инструментальным.

На этих чертежах Кола также состоит из “города”, монастыря и 2 посадов; однако крепостцы на стрелке мыса уже нет, но к западу от “города” показаны “рогатки” — ряды надолб, “для защищения прежде сего от Шветов”.

Рис. 5. «Чертеж Колского острога». 1719 г.

На “Плане городу Коле” деревянный “город” изображен в виде равнобокой трапеции (рис. 9). Его восточная береговая стена имеет небольшой излом в центре в сторону реки. Она состоит из тарас — двух параллельных стен, пространство между которыми разделено перегородками на 19 отсеков. Каждый отсек имеет самостоятельный вход и представляет собой изолированное помещение, связанное лишь с внутренним пространством крепости. По-видимому, это и есть та самая городовая стена, о которой Г. Животовский глухо упомянул при описании острожных укреплений Колы в феврале 1701 г.¹¹³

Остальные стены “города” — иной структуры; изображенные также двойными, они уже не разбиты на отсеки. Видимо, эти стены состояли из двух параллельных тыновых оград: в источниках 1699 и 1701 гг. говорилось о стенах, в которых стоял стоячий острог, о стоячем остроге и о двустенном стоячем остроге.

“Город” на плане изображен с 5 башнями: четыре — в углах и одна — в центре восточной стены. Все они шестигранные. Две угловые башни, стоящие на берегу реки, имеют сквозные проезды с мостами через ров. Между мостами, под восточной стеной крепости берег Колы покрыт бревенчатыми [215] клетками, заполненными камнями. Клетки укрепляли береговой откос и предохраняли стену “города” от подмыва; они составляли своеобразную набережную, являвшуюся усовершенствованным вариантом деревянных обшивок земляных валов, на которых стояли многие русские укрепления XIV—XV вв¹¹⁴. Возможно, что эта набережная и названа “обрубом” в источниках начала XVIII в.

Примерно также выглядит Кольский деревянный “город” и на “Плане Кольскому острогу”. Однако здесь четырёхугольник крепости приближается к параллелограмму, а плотность ее внутренней застройки несколько больше (рис. 10). Глухие башни стоят здесь также иначе; одна их грань, как и у проезжих башен, выступает внутрь “города”. Существенно, кроме того, что в отличие от “Плана городу Коле” резкий излом береговой стены обращен здесь внутрь крепости и имеет в середине разрыв, а стоящая тут башня располагается на некотором расстоянии от восточной стены. Возможно, что такое несоответствие двух чертежей объясняется не столько неточностью первого из них, сколько перестройкой стены в связи с ее подмывом рекой во время разливов. Наконец, в отличие от предыдущего чертежа на “Плане Кольскому острогу” рядом со средней башней восточной стены показаны “Водяные ворота”, а в южной, близ глухой юго-западной угловой башни, — “потаенный выход из крепости за город” для вылазок, являющийся, вероятно, одним из двух тайников, о которых в феврале 1701 г. упомянул капитан Г, Животовский.

Таким образом, все 3 рассмотренных чертежа дополняют друг друга. На них изображена одна и та же деревянная Кольская крепость. Сравнивая эту крепость с описаниями, сделанными выше, не трудно установить, что перед нами — в основном “острого” Колы конца XVII в.; наряду с 5 рублеными башнями он также имеет одну городовую стену, рубленную тарасами, и 3 двойных острожных стены, сделанных в виде тыновой ограды. Поскольку эта чертежи являются копиями, можно предположить, что подлинники были сделаны ранее 1701 г., когда перестройка Кольского острога еще только началась. Отсутствие на них колодца, вырытого у воеводского двора в 1701 г., Подтверждает это.

На других чертежах деревянные военно-оборонительные сооружения Колы существенно отличаются от острога на 3 рассмотренных чертежах.

На “Плане Колы”¹¹⁵ (рис. 11) все стены крепости, в противоположность предыдущим чертежам,— одинаковой конструкции; экспликация поясняет, что “разделенные на части”, они имеют “вырубленые анбары”. Средняя башня стоит уже на значительном расстоянии от восточной стены; вынесенная в воду, она соединена с ней переходом. С его южной стороны в стене изображены “Водяные ворота”, соединяющие крепость с “отрубом” (рис. 12). Экспликация чертежа указывает на наличие пушек во всех 5 крепостных башнях и поясняет, что пространство между стенами и рвом — это “ход подле стены”. Внутри крепости, наряду с большим количеством построек, показаны Воскресенская церковь, Благовещенский храм и теплая Спасская церковь. Двух последних не было на предшествующих чертежах¹¹⁶.

Рис. 6. План крепости (по чертежу, приведенному на рис. 5).
Башни: 1 — Георгиевская; 2 — Водяная; 3 — Никольская; 4 — Чепучинная; 5 — Ерзовская.

Отличие этой крепости от крепости предыдущих чертежей показывает, что здесь изображен уже не острог конца XVII в., а сменивший его “город” начала XVIII в. Однако этот “город” явно сохранил особенности старого острога; он также четырёхуголен, стоит на его месте и занимает центральное положение в общей планировке Колы.

Впрочем, чертеж “План Колы” дает представление только о структуре Кольской крепости, выстроенной в начале XVIII в. Конструкцию ее стен и башен фиксируют 3 других чертежа. Основным из них является генеральный план города — “Кола с ситуацией”¹¹⁷ (рис. 13). Дата на оборотной стороне относит его к 1740 г., однако она поставлена позже его изготовления. Два других, не датированных чертежа, дополняют этот генеральный план.

Одним из них—“План города Кола”¹¹⁸, с планом деревянной Кольской крепости (рис. 14) снабжен экспликацией — “пояснением литер”. В его левом верхнем углу помещен разрез стены и рва перед ней. Надпись внизу справа (под рамкой) указывает, что этот чертеж “копировал инженерного корпуса ученик Алексей Поспелов”. Вторая, расположенная несколько выше, надпись свидетельствует, что копия соответствует оригиналу.

Другой чертеж с планами и разрезами Кольских башен (рис. 15) снабжен лишь экспликацией, поясняющей их названия¹¹⁹. Эти названия соответствуют названиям на чертежах “План города Кола” и “Кола с ситуацией”, но несколько отличаются от названий на плане 1719 г.

Рис. 7. «План городу Коле с показанием во оном форштата и вокруг онаго какия реки и горы».

Все 3 упомянутых чертежа выполнены, несомненно, одновременно. Характер их графики позволяет утверждать, что они исполнены одним автором,— очевидно, Алексеем Поспеловым. По-видимому, эти чертежи сделаны в 1737—1738 гг. под руководством кондуктора Федора Неелова по обмерам, выполненным им и инженер-прапорщиком Степаном Хвостовым между 1732 и 1736 гг¹²⁰.

[221] На чертежах Ф. Неелова и А. Поспелова конфигурация Кольской крепости та же, что и на чертеже “План Колы” (ср. рис. 12 к 14). Размеры ее невелики; кондуктор Гантвич в рапорте от 8 июня 1732 г. писал “имеющаяся здесь [т. е. в Коле] деревянная крепость зело мала и оная имеет только 64 сажени 2 фута 3 цолота длиною, а ширины не более как 41 сажень 1 фут 9 цолотов”¹²¹. Это соответствует данным и на “Плане города Колы”.

Рис. 8. «План Кольскому острогу с показанием во оном строение тож и вокруг онаго обывательского строения и какия реки и горы».

Конструкция крепости была необычной для русской деревянной военной архитектуры. Кольский воевода Д. И. Унковский, давая описание северо-восточной стены, выстроенной в 1703 г. между Егорьевской и Водяной башнями, особо подчеркнул, что под ее мостом “вместо Тарасов или быков” сделаны “амбары”¹²². Экспликация чертежа “План города Колы” также говорит об амбарах в городовой стене, занятых различными припасами. Следовательно, основу всех стен Кольского деревянного “города” начала XVIII в. составляли складские помещения, поверх которых был настлан мост боевого хода.

Рис. 9. План крепости (по чертежу, приведенному на рис. 7). 1 — церковь; 2 — колокольня; 3 — канцелярия; 4 — гауптвахта; 5, 5а — магазины; 6 — пороховой погреб; 7 —винный подвал.

Амбары были высотой до 1,5 сажени и имели деревянный, дощатый пол. Они состояли из прямоугольных, подчас почти квадратных клетей, соединенных с внешней стороны одной общей стеной (рис. 16). В юго-западной стене¹²³ амбары были в основном одиночными, т. е. состояли из одной клети; в других же стенах были амбары, имевшие от 2 до 7 делений. Снабженные дверями внутрь крепости, клети между собой не сообщались. Разрывы между одиночными [225] амбарами и амбарами из нескольких секций не превышали размеров одной клети. Одиночный амбар был простым срубом. Ячейки больших амбаров не были самостоятельными срубами, плотно примыкавшими друг к другу (это было бы изображено на чертеже); они являлись лишь отсеками, образованными поперечными перегородками, врубленными в длинные бревенчатые стены.

Таким образом, кольские городовые стены начала XVIII в., построенные “амбарами”, состояли как бы из отдельных городней и отрезков тарас. Сочетание этих двух конструкций было, повидимому, индивидуальной особенностью Кольского “города”. Он строился значительно позже Олонецкого, Сумского и Якутского острогов XVII в., стены, которых были целиком рублены тарасами¹²⁴. Кольские же строители использовали оба традиционных типа деревянных крепостных оград. Однако городни и тарасы они оставили полыми, без засыпки, превратив их во внутренние помещения для хранения припасов или товаров¹²⁵. Это было не новостью, а традицией. Под склады были отведены, например, нижние этажи стен Кирилло-Белозерского монастыря 1653—1682 гг., состоявшие из отдельных, изолированных квадратных помещений, снабженных на случай осады пушечными бойницами. Такое использование крепостных стен было началом отмирания боевой роли военно-оборонительных сооружений и как бы перерождением их в гостиные дворы.

Внешние стены крепости, к которым изнутри примыкали амбары, состояли из двух параллельных бревенчатых стенок с промежутком в ³/₄ сажени (см. рис. 16). “Передняя стена рублена с промежутки двойная в перерубах”, — так охарактеризовал эту конструкцию в 1745 г. артиллерии поручик Данила Чюровской¹²⁶. Пространство между этими стенками было заполнено на ¹/₃ высоты камнями и землей (рис. 17).

Рис. 10. План крепости (по чертежу, приведенному на рис. 8.) 1 — Водяные ворота; 2 — потайной выход; S, За, 36 — ров; 4 — церковь; 5 — колокольня; 6. 6а — пороховые погреба; 7 — артиллерийский цейхгауз; 8 — канцелярия; 9 — гауптвахта; 10 — старый воеводский дом; 11 — винный погреб; 12, 12а — магазины; 13 — гостиный двор.

Двойная конструкция городовых стен с заполнением широко бытовала в русской деревянной крепостной архитектуре. Аналогичное устройство имели, например, стены Сумского острога¹²⁷; в 2 стены “до кровли” был сделан “город рубленой” в Опочке, стены и башни которого строились в 1654 г. взамен сгоревшего в 1648 г. острога¹²⁸. В “две стены” был срублен и сосновый кремль Мурома, частично существовавший еще в первой половине XVIII в¹²⁹. Применялась такая конструкция стен и в деревянной промышленной архитектуре древней Руси. Примером этого могут служить соляные склады XVII в., стоявшие на берегу Камы близ города Усолье Пермской области¹³⁰. Однако в них подобное устройство не имело заполнения и предназначалось для погашения силы распора, который образовывался во время загрузки складов.

Выше засыпки передние стены амбаров Кольского “города” были снабжены боевыми окнами, прорезанными через каждую сажень и имевшими вид горизонтальных щелей¹³¹. По-видимому, эти окна напоминали [226] собой прорези в стенах Николо-Карельского монастыря (1691 — 1692 гг.) и предназначались для мушкетной стрельбы.

Над амбарами на мостовом настиле шел боевой ход высотой в 1 сажень, прикрытый с наружной стороны той же двойной стеной (см. рис. 17). Над ней нависали обламы, державшиеся, по-видимому, на кронштейнах из той стены длиною меж башен с речную сторону в таможенную трехаршинную сажень, 39 сажен 2 аршина вышиною. У Егорьевской башни от слани до обламов 2 сажени с аршином и четвертью аршина, а на число до обламов 17 рядов. Обламы до кровли 5 рядов, а мерою 2 аршина без пяти верхов, А у Водяной башни вышина от слани до бревен, выпущенных из толщи двойной стены. При ширине всей крепостной стены в 2 сажени размер боевого хода в сажень с аршином был вполне достаточным для того, чтобы защитники “города” могли свободно размещаться на стенах и не мешать друг другу при стрельбе через обламы. Очевидно, на этом ярусе стен должна была сосредоточиваться большая часть защитников Колы. Поверх него шла сплошная, слегка нависавшая с обеих сторон двускатная кровля, прикрывавшая боевой ход от дождя и снега. Конек кровли был поднят над уровнем земли внутри крепости почти на 3,5 сажени.

Рис. 11 “План Колы”

Дополнить характеристику стен кольского “города” дает возможность подробное описание прясла северо-восточной стены между Егорьевской и Водяной башнями, сделанное Д. И. Унковским сразу же после ее постройки в 1703 г. “А рублена та городовая стена,— писал он,— в две стены. А мера обламов 2 сажени с аршином и со штью верхами. А на число до обламов 18 рядов. Обламы таковы ж, что у Егорьевской башни.., В той во всей стене построено 33 бойницы мушкетерных. В городе та стена по мере длиною 59 сажен, вышина до кровли 3 сажени без четверти аршина. А на число вверх бревен 22 ряду. А под стеною положено еланью старого прежнего острогу. А в городе от стены под стенным мостом построено вместо тарасов или быков 12 анбаров. В анбарах на мосты положен прежней острожной лес, на стены в мосты положен новый лес. А прежнего острожного мосту положено два прясла мерою 4 сажени без полуторных аршин. Крыта та стена в два тесу. Да для взходу на стену сделано две лествицы. А шырина на стене по мосту промеж стенами сажень с аршином¹³²”

Рис. 12. План крепости (по чертежу, приведенному на рис. 11). I. 1а, 1б, 1в — башни, на которых стоят пушки; 2 — Воскресенская церковь; 3 — Никольский придел; 4 — Георгиевский придел; 5 — Спасская теплая церковь; 5 — Благовещенский храм; 7 — гауптвахта; 8, 8а — пороховые погреба; 9 — артиллерийский цейхгауз; 10, 10а — магазины; 11 — винный погреб; 12 — воеводский двор; 13 — воеводские амбары; 14 — колокольня; 15, 15а, 15б, 15в — ход подле стены; 16, 16a, 16б — сухой ров; /7 — отруб; 18 — Водяные ворота; 19 —воеводская канцелярия.

[227] Примечательно, что длина этой стены, отмеченная в приведенном описании и указанная самими строителями¹³³, почти точно соответствует длине этой стены на чертеже “План города Кола”. Подобное соответствие характерно и для юго-западной стены, построенной в 1704 г. между Ерзовской и Чепучннной башнями¹³⁴. Это еще раз говорит о том, что на чертежах Ф. Неелова и А. Поспелова изображена крепость, выстроенная в Коле в начале XVIII в. взамен прежнего острога.

Башни Кольской крепости были рублены неправильными шестериками и так же, как амбары стен, имели двойные стенки. При этом в 2 стены были срублены только наружные грани шестериков; грани, обращенные внутрь крепости, двойных стенок не имели¹³⁵ (см. рис. 15). Исключение составляла лишь Никольская башня восточного угла “города”, целиком рубленная в одну стену (рис. 18). Возможно, что она осталась еще от деревянного острога XVII в. как наиболее крепкая.

Рис. 13 “Кола с ситуацией”. (Фрагмент центральной части чертежа).

Егорьевская угловая проезжая башня, построенная в 1702 г. (рис. 19) на самом берегу реки, являлась основной в системе укреплений Кольской крепости. Обращенная в сторону наиболее населенного Нижнего посада, она была и важным элементом города в целом; на нее ориентировалась главная “улица на посаде”.

Архитектура Егорьевской башни, типичная и для других башен Колы, была очень проста. В ней не было ничего лишнего. Над ее нижним, рубленным с 5 сторон в 2 стены мощным шестериком нависали одностенные обламы. Они держались (как и в башнях города Торжка) на консолях — балках междуэтажного перекрытия, выпущенных из стен. Над башней возвышался высокий шатер с рубленой смотровой вышкой, увенчанной двуглавым орлом. Высота шатра (вместе с вышкой и ее покрытием) равнялась высоте основного объема башни. Это было характерно для деревянной крепостной архитектуры древней Руси. Таким же было, например, соотношение шатра с башней в городе Олонце¹³⁶. Обыкновенно шатры, как и сами башни, были венчатыми и крылись тесом. Пологий шатер Егорьевской башни, не имевший опорных стоек, был, очевидно, стропильным.

Рис. 14. “План города Кола”.

Упиравшиеся в верхний венец обламов и стянутые нижним венцом дозорной вышки, стропильные ноги этого шатра образовывали конструктивную систему, обладавшую пространственной жесткостью. По ней и была уложена двуслойная дощатая кровля. Примерно такой же пространственной жесткостью обладают шатер надвратной башни Николо-Карельского монастыря¹³⁷, а также шатры башен в Борисоглебском монастыре близ Ростова; впрочем, последние снабжены еще и мачтами, стоящими вертикально по их осям¹³⁸.

Рис, 15. Планы и разрезы Кольских башен.

Существует мнение, что шатры крепостных башен почти всегда имели полипы¹³⁹, а простые скатные покрытия с далеко выступающими и нависающими над отверстиями бойниц крышами якобы были неудобны для стрельбы¹⁴⁰. Однако шатры Егорьевской и других Кольских башен не имели полиц. Не имели их и покрытия башен города Торжка, а также башен внешней и внутренней оград острога в Якутске¹⁴¹. Поэтому нет оснований считать полицы обязательным, а простые нависающие кровли неудобными. В те времена, когда городовая оборона велась без применения огнестрельного оружия, свес кровли не мог мешать стрельбе из лука, ибо эта стрельба велась сверху вниз, т. е. по противнику, который находился вблизи башни. Не изменилось положение и во времена применения огнестрельного оружия, когда появилась возможность наносить поражение врагу и на довольно большом расстоянии. В это время, благодаря большой высоте башни, свес скатов кровли прикрывал отверстия бойниц от лучей солнца, мешавших точности прицеливания. Чертежи Кольских башен говорят о том, что такие покрытия были приемлемы даже в начале XVIII в.

Рис. 16. Фрагмент северо-восточной стены крепости (по чертежу, приведенному на рис. 14).

Внутри Егорьевская башня делилась плоскими перекрытиями на 5 ярусов. Обычно такие перекрытия (“мосты”) делались из сплошного бревенчатого наката, как, например, в башнях Кирилло-Белозерского монастыря 1653—1682 гг. В Егорьевской башне дощатый пол был настлан по деревянным балкам. В нижнем шестерике балки проходили сквозь внутренние стены и врубались в наружные. Балки перекрытия в шатре были врублены в его стропильные ноги¹⁴². Проезд башни был вымощен досками, лежавшими на лагах.

Рис. 17, Разрез юго-западной стены крепости (фрагмент чертежа, приведенного на рис. 14)

Грани шестерика Егорьевской башни были прорезаны боевыми отверстиями; в в XVII в. они делались либо “опускными”, либо “валовыми”¹⁴³, т. е. “волоковыми” проемами, типа “волоковых окон” старых деревенских изб. Наличие на башнях пушек¹⁴⁴ показывает, что эти бойницы имели крупные размеры.

Боевые отверстия третьего яруса башни были прорезаны непосредственно в обламах. Сквозные окна имелись даже в наклонных плоскостях шатра дозорной вышки, но здесь они служили, несомненно, для выхода Дыма и пороховых газов. Четвертый же ярус не был боевым; он имел меньшую высоту и был темным, без боевых окон. Возможно, что здесь сосредоточивалось подсобное хозяйство башни.

Рис. 18. Разрез Никольской башни
(по чертежу, приведенному на рис. 15}.

Ярусы Егорьевской башни сообщались лестницами, приставленными к люкам в мостах; лестницы доходили только до смотровой вышки; на ее же чердак можно было попасть через люк, к которому приставлялась откидная лестница. Расположение люков в мостах и установка лестниц на некотором расстоянии от стен обеспечивали правильную “работу” ярусов башни во время боя. С боевым ходом стен башня не была связана.

Егорьевская башня была типичной для Кольского “города”. Такими же были и две другие угловые башни — Пытальная (Ерзовская), выстроенная в 1702 г., и Чепучинная (рис. 20). Обе они также были рублены шестериками с внешними двойными стенами, имели обламы с бойницами и завершались шатрами со смотровыми чердаками. Эти башни были глухими, и их вторые этажи непосредственно сообщались с боевым ходом примыкавших к ним стен, чего не было ни в Егорьевской, ни в Никольской башнях.

По сообщению Кольских стрельцов, строивших Ерзовскую башню, она была рублена “до напусков [т. е. до обламов] в две стены и насыпана до середнего мосту каменьем и хрящем”. Стоила она 130 рублей. Пошло на ее постройку 1200 бревен, 650 тесин и 3500 гвоздей^l45. Из них на двуслойное дощатое покрытие башни ушло 500 тесин и 3000 гвоздей¹⁴⁶.

Иной была только Водяная башня стоявшая на небольшом, возможно, искусственном островке, неподалеку от северо-восточной стены крепости. Рубленная так же, как и другие башни, в две стены, она была двухъярусной, а ее шестерик, снабженный обламами, был покрыт пологим шатром без караульни (рис. 21). Со стеной крепости Водяная башня соединялась широким, крытым на 2 ската, двухэтажным переходом, частично стоявшим на сваях. Так же как и башни, переход имел двойные рубленые стены.

Внутри Водяной башни существовал колодец, который, как и колодец у воеводского двора, снабжал “город” водой во время осады. В мирное время колодцем Водяной башни, видимо, не пользовались и брали воду из реки. Для этого в стене, рядом с Водяной башней, существовали Водяные ворота, через которые можно было по небольшой вымостке выйти на “плотину”. В отличие от более раннего бревенчатого “обруба”, укреплявшего берег реки у северо-восточной стены крепости, “плотина” была земляной с каменным откосом. Последний был снабжен небольшим выступом, отбрасывавшим от берега лед во время ледоходов. Специальный ледорез был устроен также у выложенного камнем островка, на котором стояла Водяная башня. Очевидно, именно об этой башне как о непостроенной говорил в 1703 г. Д. И. Унковский.

Рис. 19. Разрез Егорьевской башни
(по чертежу, приведенному на рис. 15).

Хорошо прикрытая почти незамерзающими водами Колы и Туломы¹⁴⁷, деревянная Кольская крепость имела, однако, и ров, окружавший ее с 3 сторон. Соединенный когда-то с рекой, этот ров во время изготовления чертежа “План города Кола” был уже сухим; об этом говорят 2 земляные перемычки, изображенные в местах соединения его с рекой, неподалеку от мостов, перекинутых через него у Егорьевской и Никольской башен. Во избежание оползания края рва были укреплены сваями (см. рис. 17). Врытые с некоторым наклоном, они закреплялись положенными через определенные интервалы горизонтальными бревенчатыми затяжками. Это, по-видимому, и был тот самый “стоячий обруб”, 25 сажен которого было выстроено в 1702 г. во рву около Ерзовской башни. Оплывшие следы рва, а также участки земляного вала, отмечавшие место расположения и габариты деревянных укреплений, существовали в Коле еще в конце XIX в.— начале XX в¹⁴⁸. (рис. 22). В 1935 г. археологической [231] разведкой вала здесь были обнаружены бревна, оставшиеся от крепости¹⁴⁹.

За рвом находилось свободное и незастроенное пространство, которое вместе со рвом отделяло стены и башни “города” от построек посадов. Это пространство обеспечивало фланговый прострел стен с башен, затрудняло подготовку неприятельских штурмов и предохраняло крепость от огня, перебрасывавшегося в случае пожара с горящих посадских строений.

Рис. 20. Разрезы Пытальной (F) и Чепучинной (Е) башен (по чертежу, приведенному на рис. 15).

Таким был деревянный “город” Колы, построенный в начале XVIII в. и обновленный в соответствии с приказом 1731 г.

Основными монументальными зданиями в этом “городе” были церкви. Среди них особое место занимал деревянный Воскресенский собор, стоявший близ северо-восточной стены, неподалеку от Водяной башни.

Рис. 21. Разрез Водяной башни (по чертежу, приведенному на рис, 15),

Воскресенский собор был срублен в конце XVII в.; надпись на доске, висевшей на его апсиде, относила его постройку к 1681 г., а клировые ведомости — к 1684 г¹⁵⁰. Строителем этого собора, как рассказывали в середине XIX г; местные сторожилы, был мастер, срубивший в Поморье много других деревянных храмов. При этом Кольский собор был якобы последним произведением этого безымянного зодчего; желая, чтобы созданное им сооружение осталось единственным и неповторимым в своем роде, он, окончив его постройку, выбросил свой топор в реку и после этого уже больше ничего не строил¹⁵¹. [232]

Так же как и Кольская крепость, Воскресенский собор не дожил до наших дней; вместе с крепостными стенами, башнями и другими постройками он был сожжен англичанами во время обстрела Колы ста с лишним лет тому назад¹⁵²

Рис. 22. Общий вид Колы с юга. (Снимок конца XIX в.). В центре — место расположений деревянного «города".

Существуют 3 рисунка Воскресенского собора. Сделанные академиком архитектуры у А. Т. Жуковским в 60-х годах XIX в, с оригиналов, доставленных ему С. В. Максимовым, который посетил Колу в 1856 г., они да[234]ют представление о плане памятника, а также о его западном и южном фасадах¹⁵³. Каковы были оригиналы, послужившие основой для изготовления этих копий, — не известно; А. Т. Жуковский сообщает только, что они были довольно старыми и на листе бумаги, на котором они были наклеены, существовала сделанная местным краеведом надпись, характеризующая как сам памятник, так и его историю¹⁵⁴.

Мы воспроизводим здесь лишь одну из этих копий (рис. 23), а вместо двух других публикуем иллюминированный чертеж “Кольский Воскресенский собор (XVII в)”, принадлежащий архитектору П. Д. Барановскому¹⁵⁵ (рис. 24). Судя по графике, манере исполнения и характеру раскраски, этот чертеж сделан в середине прошлого столетия. Как и на двух рисунках А. Т. Жуковского, на нем изображены план и южный фасад здания¹⁵⁶

Рис. 23. Западный фасад Воскресенского собора. (Рисунок архитектора академика; А. Т. Жуковского).

Воскресенский собор принадлежал к числу лучших и наиболее своеобразных памятников русского деревянного зодчества. Напоминавший знаменитую двадцатидвухглавую Преображенскую церковь 1714 г. в Кижском погосте¹⁵⁷, он, несмотря на иную структуру плана, был как бы одним из ее предшественников. Достигавший высоты более 36 м сложный и живописный храм с его многоярусной, расчлененной композицией и 18 главами был главным зданием Кольского крепостного ансамбля.

Рис. 24. План и южный фасад Воскресенского собора. (Чертеж XIX в.).

Собору вторила, стоявшая рядом высокая деревянная колокольня¹⁵⁸. Она напоминала сторожевую башню и была сходна с более поздней шатровой колокольней 1874 г. топу же Кижского погоста. Так же как и последняя, она была рублена восьмериком на четверике и покрыта высоким шатром, увенчанным небольшой главкой. Ее колокола, которые Д. Чюровской в 1747 г, предложил перевесить на одну из крепостных башен, висели под шатром колокольни, имевшей, несомненно, вверху пролеты звона.

Рис. 25. "Вид города Колы с северо-восточной стороны». (Рисунок конца XVIII в.)

Рис. 26. Общий вид крепости с северо-востока. (Фрагмент изображения, приведенного на рис. 25).

Остальные чертежи Колы¹⁵⁹ большого интереса не представляют. На одном из них Кола имеет ту же планировку, что и на чертеже “План Колы”, а на двух других город уже расчленен на прямоугольные кварталы прямыми улицами. Изображение же крепости точно соответствует ее плану на чертеже “Кола с ситуацией”.

Более интересен лист с рисунками в “Атласе Архангельской губернии”, дополняющий сделанный одновременно план 1797 г.¹⁶⁰ Здесь Кола изображена с 3 сторон.

Рис. 27. Силуэт Колы.

На одном из рисунков — “Вид города Колы с северо-восточной стороны” (рис. 25) — представлен и старый деревянный кремль (рис. 26), который, несмотря на крайнее обветшание, сохранял свой суровый воинский облик и производил сильное впечатление. Его связанные широким поясом стены, кряжистые, могучие башни вместе со сложной громадой собора и столпом колокольни господствовали над мелкими строениями посадов, делая силуэт Колы живописным (рис. 27), выделяя ее центру и придавая облику города монументальный характер.

IV. ВЫВОДЫ

Изучение строительной “биографии” военно-оборонительных сооружений Колы, ознакомление с ними по древним описям и не известным ранее чертежам и выявление основных этапов развития Кольских деревянных укреплений — все это позволяет на примере Колы за весьма короткий промежуток времени (немного более ста лет) проследить последовательность архитектурно-конструктивного изменения русских деревянных крепостей XVI—XVIII вв., многие формы которых являлись в свою очередь традиционными, восходящими к формам оборонительных сооружений еще более глубокой древности, и сделать следующие выводы:

1. Деревянный “город” Колы начала XVIII в. был интереснейшим памятником древнерусского военно-инженерного искусства и архитектуры. Постройка его была обусловлена Северной войной, которая вызвала укрепление приморских окраин Русского государства и Колы в частности.

2. Кольская крепость XVIII в. была результатом постепенного изменения самых первых военно-оборонительных сооружений Колы. За сто с лишним лет эти сооружения прошли все стадии развития, характерные для древнерусского деревянного оборонного зодчества. Сначала, в конце XVI в. это был только частокольный острог; потом, в начале XVII в.— тыновая ограда с башнями и одной “городовой” стеной, рубленной городнями; затем, в конце XVII в.,— тыновая ограда с башнями, но снабженная уже одной стеной из тарас, и, наконец, в начале XVIII в.— “город”, все стены которого состояли из “амбаров” с двойными, как и у башен, наружными стенками. Этим определялась сила традиции в строительстве укреплений Колы.

3. Хотя “город” Колы строился в начале XVIII в. по существу заново, он в основном сохранил структуру острога XVII в. Его особенности определялись сочетанием в нем двух функций — пограничной крепости и торгово-промыслового комплекса.

4. Не осуществленный замысел укрепления ближайших подступов к Коле и сооружение на стрелке Кольского мыса небольшой, оснащенной артиллерией земляной крепости показывают, что в общей системе оборонительных сооружений района, Кольский деревянный “город”, сочетавший черты крепости и гостиного двора, должен был играть своеобразную роль укрепленной торговой фактории на побережье “Студеного моря” и служить убежищем населению, с его пожитками, на случай военной опасности.

5. Сочетание в деревянном “городе” Колы военно-оборонительных и торгово-хозяйственных функций показывает, что уже в XVII в. начался процесс постепенного перерождения крепостей в сооружения, обслуживавшие хозяйственно-бытовые нужды народа. Этому содействовал другой процесс смена крепостей с башнями крепостями с бастионами (так называемой “вобановской” системы).

6. Хотя в русском оборонном зодчестве XVII в. наметились, а в начале XVIII в. уже разграничились две основные линии развития, одна из которых, приблизившись к чисто инженерному строительству, привела к появлению новой отрасли военного искусства — долговременной фортификации, а другая, сомкнувшись с архитектурно-строительным [237] искусством, завершилась созданием обширных, чисто гражданских зданий — гостиных дворов и торговых рядов,— деревянный “город” Колы начала XVIII в. показывает, что в практике северных мастеров-плотников ли еще живучи древние строительные приемы и принципы. Это еще раз подтверждает положение о многовековой устойчивости и живучести древних традиций русского деревянного зодчества.

Примечания

Академия наук СССР материалы и исследования по археологии СССР. № 77
А. Н. Кирпичников, Н. Н. Воронин, В. В. Косточкин и И. Н. Хлопонин.
Метательная артиллерия и оборонительные сооружения древней Руси
Под редакцией Н. Н. Воронина
Издательство академии наук СССР, Москва 1958 г.

© OCR, HTML, И. Воинов, 2011 г.

Дополнительный материал:

• К истории города Колы Архангельской губернии, Голубцов Н. А., 1911 г.
• В. В. Косточкин Деревянный “город” Колы
• Кольский острог, военно-истоический очерк И. Ф. Ушаков, 1960 г